Versão em português 中文版本 日本語版
Polish version La version française Versione italiana
Русская версия English version Deutsch Version

Статьи о Кобрине: В составе Российской империи

В уезде Западного края

В сентябре 1801 года Кобринский уезд был включен в состав новообразованной Гродненской губернии и в виде такой территориальной единицы просуществовал до 1921 года. Начинался XIX век. Царизм предпринимал разные попытки укрепить разлагавшуюся самодержавно-крепостническую систему. С другой стороны, развивались товарно-денежные отношения, пробивавшие путь капиталистическому способу производства. В России в это время наблюдалась значительная торгово-экономическая активность, существовал единый рынок, чего не было в прежней Речи Посполитой. Поэтому приобщение к такому крупному хозяйственному потенциалу, к налаженной системе товарообмена благоприятно сказалось на развитии вновь включенных западных территорий. Но дальнейшему движению все более препятствовало крепостничество, сохранившееся здесь и поддерживаемое новой администрацией. Первое десятилетие нового века характеризовалось значительными военно-политическими событиями и активным участием в них России, что пока отвлекало общественное мнение от этого вопроса. Кобрин, расположенный поблизости от западной границы, вскоре оказался в зоне военных действий.

В 1812 году французская армия Наполеона Бонапарта сосредоточилась у западных рубежей России. В ожидании вторжения главные силы русских войск расположились по трем возможным направлениям движения наполеоновских армий, базируясь в Виленской, Гродненской и Волынской губерниях. Но это было на руку французскому императору, который стремился разгромить их по отдельности. Началось отступление. Находившаяся южнее Кобрина, в районе Луцка, армия под командованием А. П. Тормасова оказалась в тылу у наступавшего противника.

Тормасов получил приказ действовать, когда части корпуса Ж. Ренье уже заняли Брест, Кобрин и Янов, намереваясь развернуть наступление на юг. С целью дезориентации врага он послал отдельные части в направлении нескольких населенных пунктов, а сам с основными силами двинулся 11 июля 1812 года из Ратно через Дывин на Кобрин, куда накануне вступил четырехтысячный отряд саксонцев генерала Кленгеля, союзника французов. Кленгель занял подступы к городу на дорогах со стороны Бреста, Дывина и Антополя, разместив резервы на рынке и у моста через Мухавец. Спасский монастырь был превращен саксонцами в мощный редут на случай уличных боев.

Войска Тормасова начали атаку с брестского направления, затем со стороны Антополя (Пинская дорога), а конница, форсировав Мухавец ниже по течению, добралась до Пружанской дороги и ворвалась на северо-западную окраину города. Так 15 июля 1812 года развернулся кобринский бой.

Части Кленгеля поспешно отступили к городскому центру и Спасскому монастырю, где разгорелись особенно упорные схватки. Сражение шло и на мосту. Русская артиллерия метким огнем выбила противника из основных опорных пунктов, при этом загорелись многие здания, пожар охватия город. Сильно разрушен был и монастырь. Саксонцы оказались в безвыходном положении и сдались. В плен попали 2 генерала, 76 офицеров и 2382 солдата. Эта первая полная победа в пределах России над захватчиками не могла не сказаться на моральном духе народа и армии в тот тяжкий для Отечества час.

Генерал Тормасов решил развить успех и, продолжая наступление, достиг Пружан. Но здесь навстречу ему выступил другой союзник Наполеона, генерал Шварценберг. Использовав численное превосходство, он потеснил русские части, которые после сражения у Городечно 31 июля 1812 года оставили Кобрин и отошли на Волынь. В городах южной части Гродненской губернии вновь разместились подразделения корпусов Ренье и Шварценберга.

В дальнейшем военные действия не возобновлялись здесь до конца войны. Когда началось отступление наполеоновских войск, к местам дислокации армии Тормасова подтянулись более значительные силы П. В. Чичагова. В начале октября они очистили юго-западную Белоруссию от захватчиков. А в ноябре 1812 года на Березине французы потерпели окончаельное поражение.

Война принесла Кобрину значительные разрушения, а жителям — большие жертвы. Из всей городской застройки уцелело только 79 домов. Постепенно город стал отстраиваться. Его развитию благоприятствовал длительный мирный период. Прежде всего это сказалось на приросте населения: в 1817 году здесь проживало 1,7 тысячи человек, в 1857 году — 4,3 тысячи. Статистика послевоенных десятилетий отмечала преимущественное занятие жителей такими ремеслами, как изготовление одежды и обуви, хлебопечение, плотническое и столярное дело, гончарство. Повсюду, и особенно на рынке, размещались различные лавки, маленькие мастерские, в которых реализовывались бытовые запросы горожан. Больше стало кузнецов и жестянщиков. Появились даже сравнительно большие предприятия: три кирпичных завода (на северной окраине заречной стороны), шесть кожевенных, два пивоваренных, один медеплавильный. В городе и поблизости виднелись мельницы - ветряные, водяные и конные.

В эти же годы Кобрин стал выделяться как значительный узел шоссейных дорог. Заинтересованность правительства в их прокладке объяснялась прежде всего военно-стратеги- ческими целями. Появление более удобных коммуникаций прямым образом содействовало и экономическим связям города с дальними и ближними населенными пунктами. К началу 20-х годов к Кобрину сходились пути из Ковеля, Дубны, Бреста, Слонима, Пружан, Пинска. На западной окраине, там, где заканчивалась Брестская улица (ныне Советская), было выстроено здание почтовой станции. Возле нее обычно меняли лошадей у проезжих служебных экипажей, здесь же находилась гостиница. А в центре имелась почтовая экспедиция, подчинявшаяся Гродненской губернской почтовой конторе. В 1846 году через Кобрин пролегло шоссе Москва—Варшава, при строительстве которого для насыпи моста через Мухавец использовали песок замкового холма.

В том же году закончилась реконструкция Королевского канала, начатая еще в 1839 году. Этот водный путь на некоторое время оказался забытым. Теперь же на всем его протяжении углубили русло, спрямили некоторые участки, а главное — благодаря строительству водоводных каналов (Белоозерского, Ореховского и Турекого) усилили водоснабжение. Семь плотин обеспечивали постоянную глубину 2 метра. С этого времени канал стал именоваться Днепро-Бугским. В сторону Балтики по нему пошли сотни плотов полесского дерева (дуб, сосна), в обратном направлении суда везли промышленные изделия, ткани, соль. На кобринской пристани на баржи грузили хлеб, кирпич, кость, деготь, брусья и доски, спирт.

Кобрин становился активным торговым центром. К середине XIX века здесь действовало шесть ярмарок, на которые приезжали жители не только этого уезда, но и из соседних, а также из Минской и Волынской губерний, из более отдаленных мест Белоруссии и России.

В 1845 году город получил новый герб — соха в зеленом поле щита, что символизировало земледельческий характер занятий населения Кобринского уезда.

И все же при благоприятном, казалось бы, развитии Кобрин являл собой классический образец провинциального городка, погруженного в полусонное существование. Причин для этого было достаточно, главная из них — невозможность обеспечения растущего населения стабильными доходами в условиях феодально-крепостнических порядков. Какие- то простейшие виды ремесел обеспечивали прожиточный минимум лишь части горожан, остальные вынуждены были интенсивно заниматься огородничеством и даже земледелием, выращивая все, что являлось обычным на крестьянских полях. Хлеба не всегда хватало, поэтому известным подспорьем стал картофель, появившийся здесь еще в конце XVIII века. Большинство жителей пребывали на грани бедности. В среднем на сто человек приходился один нищий.

Совершенно недостаточным было медицинское обслуживание. Одна городская и одна военно-временная больницы принимали преимущественно состоятельных пациентов или военнослужащих.

Катастрофические последствия имели частые пожары, вспыхивавшие почти ежегодно. Город состоял в основном из деревянных строений, посредневековому скученных на узких улицах. Дворянство и зажиточные горожане жили в каменных домах и не слишком заботились о состоянии противопожарной охраны. Однако и они периодически становились жертвами огненной стихии, охватывавшей целые кварталы. Но никаких серьезных мер против угрозы пожара не предпринималось. Вследствие этого жилищный фонд рос неравномерно, со значительными спадами.

Царская администрация мало обращала внимания на судьбу таких небольших городов, как Кобрин. Главной ее заботой являлось недопущение "мятежей" в Западном крае — именно так стали именоваться белорусские губернии при Николае I. После восстания 1830—1831 годов здесь прошла волна репрессий и усилилась русификация этого региона. Особый комитет по делам западных губерний руководил насаждением русского дворянского землевладения и чиновничества, усилившимся после упразднения в 1839 году униатства и полного восстановления духовной власти православия.

Мерно шла жизнь в уездном городе Кобрине, считавшимся для службы гиблым местом. Течение будней нарушалось лишь появлением воинских подразделений, проходивших через город или задерживавшихся в нем на постой. Так, в мае 1813 года сюда прибыл Иркутский гусарский полк, в котором служил недавний студент Московского университета корнет Грибоедов.

А. С. Грибоедов (1795—1829) пошел добровольцем в армию, едва началась Отечественная война 1812 года. Ему не довелось участвовать в сражениях. Полк сначала формировался, затем двигался на запад в составе резерва, вдобавок Грибоедов заболел и догнал своих сослуживцев лишь в начале осени 1813 года. В Кобрине в это время размещался штаб полка, которым командовал генерал А. С. Кологривов. К нему и попал отставший корнет в качестве адъютанта. Отдельные эскадроны Иркутского полка квартировали в ближайших от Кобрина городах и местечках, в Бресте, Дрогичине, и у будущего поэта открывалась возможность поближе познакомиться с этим краем. В литературных произведениях, которые выйдут позднее из- под его пера, будут проглядывать некоторые типы и даже имена местных жителей и сослуживцев по полку. Например, всему кобринскому обществу был известен своими похождениями гусар Н. А. Шатилов, картежник и знаток сплетен. Его без особого труда можно узнать в Репетилове, одном из героев 'Горя от ума". В Кобрине, а затем Бресте, где продолжалась служба Грибоедова, возможно, поэт видел черты будущих Скалозубов и Фамусовых среди офицеров и приглашавших их в гости местных дворян-помещиков. Но здесь же он сдружился и с достойными, интересными людьми. Ближайшим его другом стал С. Н. Бегичев, также адъютант Кологривова, будущий декабрист, первый ценитель грибоедовского таланта. Военная служба на Брестчине кончилась для А. С. Грибоедова в марте 1816 года.

В 1814 году по улицам Кобрина проезжал возвращавшийся из-за границы Ф. Н. Глинка (1786—1880), поэт и публицист, видный деятель общества декабристов. Участник войны 1812 года, Федор Глинка запечатлел ее события в "Письмах русского офицера", где, между прочим, есть интересные сведения о Белоруссии, в частности описание пути Брест—Пинск. Белорусские города, через которые пролегал путь автора, в том числе и Кобрин, еще не залечили ран войны, были малолюдны, нередко тут же за околицей начинались знаменитые полесские болота. Эти наблюдения послужили поводом для написания следующих строк: "Край этот надо сначала осушить, потом заселить, а затем уже дать образование".

Уровень грамотности белорусского населения и в то время, и к концу XIX века оставался низким. В 1857 году в Кобрине имелось всего два низших учебных заведения — приходские училища (начальные школы с одно-двухлетним курсом), в которых обучалось около ста мальчиков. По переписи 1897 года количество грамотных горожан достигло только 41%. Образованные люди пополняли ряды жителей только через приезжее чиновничество и офицерство.

Отсталость в экономическом и культурном развитии основной части населения Западного края мало волновала царизм. Беспокойство вызывало прежде всего нарастание общественно-политической активности многочисленной мелкой шляхты и разночинной интеллигенции. Стихийно нарастало и крестьянское движение, что заставило царские власти пойти в 1861 году на отмену крепостного права. При этом, чтобы избежать недовольства крестьян западных губерний истинными результатами реформы и использования освободительным движением этой ситуации, правительство поспешило задобрить население некоторыми льготами. И все же предотвратить восстание не удалось. В 1863 году оно началось сначала в Варшаве, в центре так называемого Царства Польского, принадлежавшего России, затем развернулось в Гродненской, Виленской, Минской и других губерниях.

В мае 1863 года повстанческий отряд сформировался в Кобрине. В него вошли представители местной интеллигенции и патриотически настроенной шляхты. Вскоре командование отрядом принял Ромуальд Траугутт (1826—1864), небогатый помещик из имения Остров Кобринского уезда. Участник Крымской войны (1853—1856), он незадолго до восстания вышел в отставку в чине подполковника русской армии. Военный опыт сразу выдвинул его в число наиболее активных руководителей национально-освободительного движения. Повстанцы вначале действовали в лесной зоне на востоке уезда, где им удалось нанести царским карателям ряд ощутимых ударов. Но затем они вынуждены были отступить в труднодоступные пинские болота из-за понесенных потерь и ранения Р. Траугутта. В июле Траугутту пришлось скрытно оставить эти края. Вскоре он оказался в Варшаве, где в сентябре 1863 года получил диктаторские полномочия по руководству всем восстанием. Однако движение уже выдыхалось, слишком противоречивыми оказались конечные цели у революционно-демократической части его участников и у крупных помещиков, стремившихся сохранить земли и власть над крестьянами. Восстание потерпело поражение. В Варшаве Р. Траугутт был схвачен и 5 августа 1864 года казнен.

По личному распоряжению виленского генерал-губернатора Муравьева активные участники восстания 1863—1864 годов подверглись жестоким наказаниям, многие оказались на виселицах, большинство были сосланы в Сибирь. Экзекуции проводились и в Кобрине — на поле, примыкавшем к огородам по улице Болотской (ныне Красноармейской), — это примерно на участке от речки Кобринки до бывшего литейного завода.

Умеренной части шляхты, избежавшей репрессий, как и некоторым представителям ее последующего поколения, останется лишь предаваться ностальгическим воспоминаниям о героических делах. Именно в таком ключе будут созданы произведения польской писательницы Марии Родзевичувны (1863—1944), почти вся творческая жизнь которой прошла в имении Грушова Кобринского уезда. Впрочем, большая часть ее книг носит прогрессивный, демократический характер, воспевает труд простых людей, красоту полесской природы. Они созданы писательницей в наиболее плодотворные для нее годы: "Девайтис" (1889), "Гривда" (1891), "Из глуши" (1895), "На холмах" (1896), "Вереск" (1903).

С реформой 1863 года, положившей начало периоду капитализма в России, в хозяйственном и социальном развитии Кобрина произошли определенные перемены. Значительно выросла численность населения, достигнув в 1897 году 10,4 тысячи жителей. Еще в 1882 году открылось движение на участке Полесской железной дороги Пинск—Жабинка. В Кобрине появилась железнодорожная станция, и город в еще большей степени приобщился к экономической жизни страны. Правда, железная дорога снизила значение водного Днепро-Бугского пути. Тем не менее и по каналу продолжался лесосплав, пароходы буксировали баржи с грузами. В 1897 году кобринская речная пристань приняла более четырехсот судов, благодаря строительству 21 разборной плотины улучшилась система регулирования уровня воды.
 

Рынок – центр старого Кобрина. Начало XX века. Вид с нынешней площади Свободы на улицу Советскую.


"Памятная книжка Гродненской губернии на 1908 год" приводит статистические данные по Кобринскому уезду на начало XX века. Согласно им, уезд в губернии занимал первое место по численности сельского населения и предпоследнее — по-городскому. Количество сельского населения превышало возможности его землепользования. Земля вздорожала с 36 рублей за десятину в 1885—1890 годах до 100—120 рублей в 1905—1906 годах. Бедность стала постоянным явлением в крестьянских семьях большинства деревень Кобринского уезда. Каждый четвертый двор был безлошадным. Аграрное перенаселение, невозможность найти работу в городе вынуждали сельских жителей покидать эти места и даже эмигрировать за пределы Российской империи. Только в 1906 году из уезда в США и Канаду выехало около полутора тысяч человек.

Людских ресурсов было в избытке и в городе, их количество не могла поглотить его промышленность — 22 маленьких предприятия, на которых работало 103 человека. Дело в том, что отсутствие на территории юго-западной Белоруссии сырья для развития крупной промышленности привело к преобладанию здесь мелких полукустарных предприятий. Самыми крупными считались лесопильные и кирпичные "заводы", имевшие по 8—10 рабочих. Существовали, правда, еще сезонные предприятия у помещиков в окрестных имениях, но и они не решали вопроса.

Для горожан зачастую маленькие огороды служили не столько подспорьем, сколько единственным источником существования. Многие уповали на случайные заработки на стройках, погрузочно-разгрузочных работах, извозе, на доходы от мелкой торговли.

Что касается культурной жизни в Кобрине, то и здесь его жители не могли пока похвастаться особыми достижениями. Выдающихся памятников зодчества возводить не намеревались, если не считать построенного в 1868 году каменного собора Александра Невского. Собор поставили на месте братской могилы русских воинов, погибших в Кобринском сражении 1812 года, на средства жителей уезда, прежде всего — крестьян, "благодарных" за освобождение от крепостной зависимости.

В связи со столетием Отечественной войны 1812 года во многих местах России стали воздвигаться памятники в честь этого юбилея. 15 июля 1912 года рядом с собором Александра Невского состоялась закладка монумента, посвященного знаменательной победе русских войск над частями генерала Кленгеля. А в сентябре памятник предстал перед горожанами в виде гранитной скалы, которую венчал бронзовый орел, впившийся лапами в лавровый венок. Буква "N" внутри венка обозначала имя Наполеона. У подножия постамента — четыре крупнокалиберные мортиры, отлитые еще в кутузовские времена, рядом возвышались пирамидки ядер, таких которыми некогда палили эти пушки. Мемориальная доска гласила: "Русским воинам, одержавшим первую победу над войсками Наполеона в пределах России 15 июля 1812 года". Доски с пояснительными надписями об участниках сражения и о потомках, соорудивших памятник, были укреплены с боков постамента. В таком виде он простоял лишь три года. Во время первой мировой войны немцы, оккупировавшие Кобрин, сняли орла и отправили в переплавку, сорвали мемориальные доски. Впоследствии отыскалась лишь фронтальная доска, которую водрузили на место при реставрации, проведенной уже в советское время.

Было бы, конечно, неверным считать, что Кобринщина в то время не взрастила замечательных людей. Просто их предстоит еще разыскать, ведь нередко бывает, что человек проявляет свои выдающиеся качества вдали от родины. Примером этому служит Юлиан Фомич Крачковский (1840—1903), уроженец села Озяты Кобринского уезда, ставший известным белорусским и русским этнографом, педагогом и историком. Ю. Ф. Крачковский, закончив духовную семинарию в Петербурге, отказался от церковной карьеры и стал преподавать русский язык. В 1888—1902 годах он возглавил Виленскую комиссию для разбора и издания древних актов. Ему принадлежит несколько интересных работ по этнографии западнорусского края.

... И по-прежнему Кобрин "славился" своими грандиозными пожарами, о которых печатались заметки даже в столичной прессе. В 1863 году сгорел гостиный двор на рынке со всеми находившимися там товарами. Огонь не пощадил и казенные здания в центре — дом уездного дворянства и дворянской опеки, уездную канцелярию по воинский повинности, десятки прочих сооружений. В 1895 году пламя мгновенно поглотило два квартала, уничтожив 310 жилых домов. А на следующий год пожар полностью испепелил три улицы, при этом сгорело 210 домов и разного имущества на 214 тысяч рублей, без крова осталось более двух тысяч жителей. Несмотря на очевидность УА постоянство бедствия, правительство почти не проявляло заботы о противопожарной безопасности своих подданных. Мало того, когда кобринские жители решили самостоятельно создать пожарную охрану и разработали устав "Вольного пожарного общества", а затем послали его на утверждение в Вильну, генерал-губернатор, боявшийся вообще всяких объединений, да еще "вольных", наложил отрицательную резолюцию. Конечно, подобное отношение к народным нуждам вызывало ответное недовольство и возмущение.