Versão em português 中文版本 日本語版
Polish version La version française Versione italiana
Русская версия English version Deutsch Version

Профессии прошлого

ПОВИВАЛЬНЫЕ БАБКИ. Хотите верьте, хотите нет, но по официальным статистическим данным начала истекающего столетия в Кобринском уезде с населением 180 тысяч практиковала одна профессиональная акушерка. Естественно, круг её деятельности был крайне ограничен и практически низводился до городской черты. Испокон веков родовспомогательной деятельностью занимались многочисленные и многоопытные бабки-повитухи, пожизненно подвизавшиеся на столь доходном поприще в городе и деревне. Поскольку они традиционно игнорировали само понятие «антисептика-стерильность», последствия их простодушия сказывались на высоком проценте смертных исходов для рожениц, не говоря уже об огромной гибели новорожденных.



КОЖУШНИКИ. В не столь еще отдаленном прошлом широкой популярностью у сельского населения пользовалась малораспространенная профессия странствующего от дома к дому кожушника. Обычно в зимний период они занимались пошивом в доме заказчика универсального зимнего одеяния. Испокон веков на Кобринщине овцеводство было широко распространено, поэтому на кожухи хватало с избытком местного сырья. Некогда кожухи шились преимущественно из невыдубленных овчин, которые впоследствии были вытеснены обработанными. Еще в начале нынешнего столетия услугами бродячих кожушников нередко пользовались семьи городских мещан.

ФАКТОРЫ. Необходимость этой профессии подсказала все усложняющаяся жизнь. Главным городским фактором длительное время был старый подслеповатый еврей, постоянно метавшийся по городу, улаживая «гешефты» своей многоликой клиентуры. Диапазону его деятельности могла бы позавидовать не одна посредническая контора. В случае необходимости к содействию фактора обращались желающие сменить или нанять прислугу. С другой стороны выступала претендентка на оную работу. Следовало тонко учитывать запросы и интересы сторон, улаживать конфликты. В его компетенцию входило также обслуживание домовладельцев, подыскивающих симпатичных квартирантов, равно как нуждающихся в определенной «жилплощади», сиречь квартире. Старания фактора оплачивались комиссионными, поступающими с обеих сторон. У этого оберфактора, естественно, было немало мелкотравчатых конкурентов, которые пользовались далеко не такой популярностью.

ЛИРНИКИ. Несомненно, многим читателям хотя б понаслышке известно греческое название древнейшего струнного музыкального инструмента — лира. А вот последующее видоизменение лиры, ставшее распространенным народным инструментом украинцев и белорусов, у нас уже основательно забыто. А ведь еще полвека назад на кобринских ярмарках можно было нередко увидеть и услышать лапотников-лирников. Были это преимущественно нищие слепцы, выступавшие в сопровождении мальчишки-поводыря. Деревянная лира отдаленно напоминавшая по форме скрипку, издавала скрипучие звуки при вращении ручки. Под её грустный аккомпанемент лирник распевал песни духовного и морализаторского содержания. Нередко в его голос вплетался нежный детский голосок поводыря. В наши дни подлинную лиру можно увидеть разве только в краеведческом музее.



ДОМАШНИЕ ПОРТНИХИ. Люди состоятельные — обычно таковыми у нас были благополучные помещики — нанимали домашнюю портниху на продолжительное время. Обычно незамужняя мастерица жила у заказчиков не только многие месяцы, но случалось и годы. Как правило, подбиралась многопрофильная специалистка, в известной степени даже универсал в своем деле. В ее обязанности входило обновление дамских туалетов, возрастное перешивание детской одежды, а оставшееся время посвящалось пошиву белья для всех членов семьи. Объясняется это тем, что ранее в продаже не было такого изобилия и разнообразия готовой продукции, какое появилось в последние десятилетия.

РАВВИН. Так назывался иудейский священник, облаченный обычно в длиннополый сюртук и черную круглую шляпу. Его степенная долгобородая фигура на улице наряду с любопытством вызывала невольное уважение. В Кобрйне с середины минувшего столетия имелся еврейский центральный храм — синагога, аналогичный православному собору. Настоятелем был главный раввин, что соответствовало православному благочинному. Кроме того, в разных местах города и в местечках имелось немало молитвенных домов, равнозначных приходским церквям. Во главе каждого стоял раввин рангом пониже. В субботних богослужениях раввину помогал кантор-певчий. В синагоге мужчины должны были быть с покрытой головой, женщины обязательно в платках. Обязывало также строжайшее разделение полов. Помимо отправления ритуальных служб, раввин являлся безапелляционным судьёй, к которому стороны обращались за разрешением бытовых конфликтов. Широко порхала крылатая фраза в затруднительных случаях: «Пойти к рабину». Уж он-то разберется.



ГИЦЕЛИ. Периодически на городских улицах появлялась оригинальная повозка с длинным ящиком, стенки которого затянуты сеткой. При виде ее стар и млад знали: гицели приехали — предстоит отлов бродячих собак. Гицели, иначе шкуродеры, применяли для отлова ничейных собак длинную палку с петлей на конце, этакое нашенское лассо. Пойманная разява не успевала опомниться, как оказывалась за решеткой в компании себе подобных смертников. Естественно, попадали в западню не только бездомные псины, В случае исчезновения хозяйской дворняги после набега шкуродеров владельцы знали, где искать пропажу. За договорной выкуп собственность владельца возвращалась на родное подворье. При виде огромных стай бродячих собак, которых теперь развелось сверх меры, возникает сожаление, что профессия гицеля незаслуженно и преждевременно попала в сонм исчезнувших...



ПЕРЕКУПЩИКИ. В базарные и особенно в ярмарочные дни на отдаленных подступах к городу с раннего утра появлялись шустрые молодчики евреи, поджидавшие одиноких крестьянок с яичками, маслом, живностью и прочим добром. Завидев жертву, пикетчик без церемоний выхватывал из рук ошеломленной женщины груженые корзины, предлагая оптом купить все содержимое. Естественно, по выгодным для налетчика расценкам. Попытки сопротивления и вопли женщины редко отпугивали перекупщика. Опытному психологу, мастеру заговаривать зубы, обычно удавалось найти с потерпевшей общий язык, позволявший подзаработать детишкам на молочишко. Интереснее всего, что такого рода промысел считался вполне законным.



ОГУРЕЧНИЦЫ. На полях заречной части города в довоенные годы процветали еврейские плантации огурцов, на которых поденщицами работали бедные мещанские девушки. Причем в отличие от нынешней моды, увлекающейся южным загаром, тогдашняя мода диктовала томную белизну личика. Достигалось это без применения допотопных белил — простым закутыванием лица платком с просветом для глаз. Вряд ли эти огуречницы заслуживают попасть в коллекцию бывших, если бы не одна пикантная подробность. Вдруг обнаружилось, что американские гурманы воспылали страстью к экзотическим кобринским огурчикам, бочки с которыми в течение ряда лет исправно переплывали через Атлантику. А разгадка состояла в том, что в огуречные бочки помещались тщательно замаскированные с обеих сторон рядами огурцов, бидоны с первосортным отечественным спиртом. Происходило сие в разгар господствовавшего в США сухого закона, запрещавшего торговлю алкоголем. Поистине, голь на выдумки хитра!



ПЕРЕПЛЁТЧИКИ. В наши дни, когда большинство книжной продукции поступает в продажу запелёнутой в переплет, с трудом верится, что стало так относительно недавно. Ранее большинству ходовой литературы на читательских полках, в том числе учебникам, для сохранности полагалось обязательно пройти через объятия тисков переплетчиков. Стандартные переплеты полагалось оклеивать «мраморной» бумагой с разводами. Тогда как более ценные для владельца издания получали прочные полотняные облачения. Состоятельные же книголюбы увлекались изысканными переплетами с золотым тиснением, с золоченным обрезом. Ныне эта профессия с многовековой традицией выродилась и обслуживает только ценные архивные документы, предназначенные для длительного хранения.

РЕЗНИКИ. Некогда при городской скотобойне обязательно подвизались мясники-евреи. В их функции входил ритуальный убой скота по заветам Торы, который производился одним взмахом ножа или топора. Лишь такое мясо считалось кошерным и пригодным в пищу правоверных евреев. В противном случае мясо становилось трефным и предназначалось для гоев-иноверцев. Конкуренцию официальным мясникам составляли практикующие в самой гуще еврейского проживания, так сказать, второсортные резники. К ним обращались для убоя птицы, овец и иной мелочишки. В предвоенное время среди еврейской интеллигенции все больше встречалось вольнодумцев, позволяющих себе нарушать вековые устои, не делая разницы между трефным и кошерным. Их поражало, что соплеменники, прибывшие из восточных областей в 1939 г., за десятилетия советского гонения на религию ухитрялись сохранить верность заветам предков в отношении кошерног и трефного.

КУЧЕРЫ. В не столь уж отдаленном Кобрине иметь личного кучера позволяли себе, отчасти по престижным соображениям, преуспевающие дельцы, равно как видные чиновники уездного масштаба, деятельность которых требовала частых разъездов по огромному уезду — от Иванова до Жабинки — и поэтому выездные лошади с кучером оплачивались за казенный счет. По нашим представлениям, должность кучера равнозначна «персональному шоферу». Несравненно больше профессиональных кучеров имелось в услужении богатых помещиков, державших как выходных, так и верховых лошадей. В обязанности кучеров входил уход за состоящими на их попечении лошадьми и содержание в исправном состоянии экипажей. Ну, а главное — отвезти пана, куда последует команда.



БУЛОЧНИЦЫ, МОЛОЧНИЦЫ. С раннего утра и до полудня, в зной и вьюгу можно было встретить этих пожилых коренастых евреек, с натугой волочащих на руках 2 огромные корзины с аппетитной продукцией. Чего в них только не было: французские булки, халы, рогалики, баранки, всевозможная сдоба. И всё это с пылу - с жару, горячее. Таким образом продукция пекарен регулярно доставлялась на дом определенному кругу постоянных покупателей. Обычно товар отпускался в долг с расчетом в уговоренный срок. С неменьшим успехом обслуживали обеспеченных клиентов странствующие молочницы. Поутру они наполняли портативные бидоны парным молоком, приобретенным у владелиц буренок. Покупная цена — 8 грошей за кварту, продажная — 12. А труд-то не из легких.

СТОЛОВНИКИ. Подсобным заработком в данном случае чаще всего занимались пожилые вдовы, сдающие внаем комнаты одиноким служащим. Обыкновенно к собственному квартиранту подбирались еще два-три холостяка. Расторопная домохозяйка с удовольствием демонстрировала свое кулинарное искусство на изготовлении вкусных и сытных обедов по гораздо более доступным ценам, чем в столовой, а тем более ресторане. Искусные стряпухи пользовались большой популярностью. Между ними частенько возникала жгучая конкуренция, каждая старалась отбить более симпатичного столовника. Взимать налог с такого рода деятельности в ту пору было не принято

ТОЧИЛЬЩИК. «Точи, точи ножи, ножницы!» разносилось от времени до времени по городским улицам. Таким образом оповещала о своем появлении сгорбленная под тяжестью станка фигура точильщика. Этим ремеслом занимался у нас коренастый добродушный еврей, подлинный виртуоз в своем деле. Возле него сразу же возникала очередь. Ассортимент заказов был достаточно внушительный, начиная с вконец затупленного топора до ножа от мясорубки. Ритмично нажимая на ножные педали, с шутками и прибаутками мастер быстро затачивал приносимые железяки добротно и недорого. Не правда ли, как досадно, что не возрождается столь необходимое в быту ремесло?



ВЫВЕСОЧНИКИ. Увы, вновь приходится в который раз применять тривиальное «в недавнем прошлом». Самые широкие народные массы знакомились с азами изобразительного искусства на центральных улицах, испещренных разномастными вывесками. Куда там до тех вдохновенных вывесочных дел мастеров нынешним эпигонам, творцам суррогатных витражей, лихо расписывающих окна магазинов бездушными геометрическими головоломками. Считаясь с огромным процентом полной неграмотности населения, в этом виде рекламы первенствующую роль положено было играть не тексту, а изображению. Не мудрствуя лукаво, вывеска должна была с первого взгляда броско заявить, «кто есть кто». На небольшом куске жести в манере ультрапримитивизма художнику предоставлялась возможность дать полную волю творческой фантазии. Поэтому, чуточку напоминая натуру, хлебная буханка, французская булка и связка баранок на одной вывеске перекликалась с лошадиной мордашкой, затянутой в хомутный корсет, — на соседней. Всевозможные виды часов, схематические рулоны ярких тканей, а рядом — лукаво улыбающаяся голова красотки, окаймленная разверстыми ножницами и щипцами для завивки, настоятельно влекла прохожего переступить порог парикмахерской. Столярные и слесарные инструменты, головные уборы, посуда, обувь, одежда, писчебумажные товары — все это в псевдореалистическом исполнении радовало взоры прохожих, придавая неповторимое своеобразие торговой рекламе.

ПРЯХИ — ТКАЧИХИ. Кто бы теперь мог подумать, что еще до эвакуации кобринцев в году 1915 в мещанских семьях во всеобщем употреблении было белье, сшитое из домотканного холста собственного производства? Между тем на мещанских пригородных полосках ежегодно выращивался лён, который затем проходил через все этапы ручной обработки. Добротная куделя прялась на воркующей самопрялке (коловротке, по-местному), разгоняя скуку бесконечных осенне-зимних вечеров. Затем, обычно в предпасхальные недели, одна из тесных комнаток мещанской квартиры загромождалась самодельным ткацким станком, за которым неутомимо колдовала хозяйка, передававшая свое мастерство дочерям. Помимо обычного полотна, со станка выматывались затейливые узорчатые полотенца, скатерти, дорожки. Часть ежегодной продукции поступала в дедовские сундуки, накапливая приданое для дочерей. После использования запаса ниток станок разбирался и отлеживался до следующего сезона.



САПОЖНИКИ. Если бы графу JI. Н. Толстому, который на склоне лет баловался тачанием сапог, сказали, что уже тогда отчетливо проглядывался закат этого древнющего ремесла, он, несомненно, счел бы это за шутку. Между тем, в начале века все больше стандартной обуви стали изготовлять машины. До того, как массовая продукция фабричной обуви заполонила торговые прилавки, в самом Кобрине и во множестве подведомственных ему поселений в поте лица трудились сонмы обувщиков. В городе было несколько мелких мастерских с 3-4 наемными работниками. Большинство же сапожников выполняли заказы у себя на дому. Причем лишь небольшое число подлинных мастеров своего дела занимались пошивом высококачественной обуви для взыскательных заказчиков. Тогда как остальные шили грубые рабочие сапоги и такого же качества женские ботинки. Припомним, что все сапожники зависели от заготовщиков, которые выполняли начальную стадию разделения труда — раскрой кожи и первичный пошив деталей.

МАЦА, БАНКУХ. В порядком уже надоевшем прошлом в городе одновременно подвизались кулинары-сезонники, связанные с еврейскими праздниками Пейсах и христианской Пасхой. Так сказать, две стороны одной медали. Причем, если иудеи в чем-то ограничивали в праздники обычное меню, то христиане всех вероисповеданий, наоборот, изощрялись в приготовлении особенно лакомого, сравните, впрочем, сами. В течение ряда недель, предшествующих Пейсаху, царило необычайное оживление во множестве еврейских семейств, вызванное необходимостью выпечь горы мацы. Эти тонкие квадратные лепешки из неквашеного теста употреблялись правоверными иудеями в праздничные недели взамен хлеба. Поскольку в ограниченное время следовало изготовить тонны мацы, никакая хлебопекарня с такой задачей не справилась бы. Поэтому в частных домах «мобилизовывались» наличные русские печи. К этому благочестивому делу привлекалась уйма добровольцев, которые, стараясь изо всех сил и работая поочередно, все же справлялись в срок.

A вот что происходило у христианских антиподов в предпраздничные недели. В более состоятельных домах также начинали свою деятельность мастерицы по выпечке коронного лакомства праздничного стола — баумкухена, у нас упрощенно венчаемого банкухом. Сложная процедура его изготовления заслуживает одовоспевания. На загнетке русской печи равномерно распространялся слой раскаленных древесных угольев. Над ними на двух опорах помещался жестяный пустотелый цилиндр особой конструкции, который медленно вращался вручную. На разогретый цилиндр последовательно, слой за слоем наливалось жидковатое сверхсдобное тесто, которое подрумянивалось со всех сторон. При этом по всей поверхности возникали пупырышки, удлиняющиеся с каждым слоем. В конечном исходе аршинной высоты сдобное сооружение оправдывало свое немецкое название— дерево-пирожное, множество шишек напоминали сучья. Удачная выпечка банкуха требовала от мастерицы большого умения и труда и соответственно хорошо оплачивалась. На пасхальном столе банкух, увенчанный сахарной овечкой, царил над множеством лакомых яств в качестве непревзойденного шедевра для праздничного чревоугодия.

ПОСТОЛЫ-СЕРМЯГИ. Было бы непростительно в завершение этого беглого обзора ушедших в небытие профессий обойти молчанием в одночасье исчезнувшую традиционную крестьянскую одежду Кобринщины. А ведь по ней-то издавна можно было безошибочно отличить селянина от горожанина. Впрочем, отдельные предметы, в том числе лапти, широко применялись в быту даже в пятидесятых гг. Что же касается 20-30-х, то в праздничные дни весь пригорок городской Петропавловской церкви напоминал огромную стаю гусей-лебедей. Такое впечатление производила масса крестьянок в своих неизменных белых одеяниях. Испокон веков домотканое белое полотно являлось единственной тканью не только на пошив нательного белья, но и летней верхней одежды как мужской, так и женской. Даже повседневные верхние рубахи и женские фартухи не обходились без скромных цветных украшений. Не говоря уже о праздничной одежде, богато изукрашенной вышивкой с преобладанием красных и черных расцветок. Домотканые шерстяные андараки также радовали глаз гармоничным разноцветьем. Особенным великолепием — не побоюсь такой выспренности — отличались праздничные головные уборы пожилых женщин из особо тонкого холста. Сложнейше закручиваемая вокруг головы намитка-полотенце длиной от 2 до 5 метров, заканчивалась распластаным по спине платом-мантией, производя впечатление торжественного своеобразия. Верхняя летняя одежда состояла из повседневной сермяги более грубого белого, иногда рыжеватого, сукна. А вот праздничная тонкосуконная свитка украшалась по швам и карманам затейливой вышивкой с пестрыми кисточками. Непременной принадлежностью верхней одежды служили домотканые узкие пасы-пояса ярких расцветок. Тогда как женскими головными уборами были разноцветные хустки-платки и хустынки, более солидные зимние платки, мужчины летом носили соломенные капелюхи, нередко собственного изготовления, иногда кепки, зимой же преобладали овчинные шапки. В зимний период от стужи надежно охранял длиннополый кожух. Молодежь предпочитала укороченные полукожушки, затейливо расшитые по швам. Издревле преобладающим видом сельской обувки, прослужившей вплоть до половины нашего столетия, были лыковые постолы-лапти, преимущественно своей работы. Носимые зимой и летом, с той лишь разницей, что онучи-портянки были либо суконными, либо холщовыми, которые в одном и другом варианте туго обвивались длинным шнуром. А вот валенки вследствие дороговизны не пользовались большим спросом. Далеко не каждый мог себе позволить завести раз в жизни кожаные сапоги-чоботы. Как большая ценность они могли передаваться по наследству. Надевались зачастую лишь на ближних подступах к городу, остальной же путь проделывали за спиной владельца. Сельские щеголихи принаряжались в незатейливые святочные шнурованые ботинки с высокими голенищами. Примечательная особенность: босоногие бабы обязательно пеленали голени завойками — длинными полосами белого полотна, ни дать — ни взять, солдатские обмотки. Таково в самом беглом обзоре было стандартное одеяние наших деревенских жителей почти до второй половины нынешнего века. В наши дни, увы! лишь немногие имеют об этом представление. Сохранившаяся малость изредка отлеживается еще в дедовских сундуках. Кто знает, какой редкостью теперь стали подлинные лыковые постолы, исправно служившие десяткам исчезнувших поколений. Большинство уцелевшего добришка застыло в витринах краеведческих музеев.

«МОНОПОЛЬКА». В виде исключения в заключительной заметке речь пойдет не об очередной исчезнувшей профессии, а о превратностях судеб всем горожанам знакомого комплекса зданий красного кирпича в конце Советской улицы. Некогда все они в разговорной речи объединялись звучным словом «монополька». Когда в конце XIX ст. в России была введена государственная монополия на производство и продажу водочных изделий, вся продукция спиртзаводов должна была поступать на централизованую базу для дальнейшей ректификации. При крупных имениях Кобринского уезда действовало немало спиртзаводов, для приема продукции которых и была выстроена «монополька». В обширных погребах центрального одноэтажного здания хранился спирт-сырец и происходили дальнейшие операции по его переработке в «сорокаградусную». Остальные дома предназначались для обслуживающего персонала. В десятые годы XX ст. спиртные базы были упразднены, а комплекс монопольки поступил в ведение министерства просвещения. Вскоре в центральном здании разместилось четырехклассное городское училище. В двух смежных — четырехклассные мужская и женская приходские школы. Остальные дома предназначались под учительские квартиры. В середине 20-х гг. польская администрация решила использовать центральное здание под гимназию, которая до того занимала два смежных деревянных дома по ул. Траугутта (Суворова). Существенно облегчило эту задачу предложение владелицы имения Грушево, популярной польской писательницы Марии Родзевичувны, выделить значительные средства для надстройки второго этажа. В благодарность за проявленную щедрость гимназии было присвоено имя дарительницы. Постоянное число учеников платной гимназии не превышало 350-400. С осени 1939 г. в этом доме обосновалась первая в уезде СШ № 1, в ней количество учащихся перевалило за 1200. В первые дни войны рокового 1941 г. сюда был переведен из соседней больницы военнополевой госпиталь для обслуживания множества советских раненых, пострадавших во время боя у соседнего канала Боны. Вскоре оставшихся в живых раненых отправили в Брест, а здание было занято центральным органом гражданской оккупационной власти — гебитскомиссариатом. После изгнания оккупантов здание вновь стало рассадником разумного, доброго, вечного...

 А. Мартынов

Мартынов, А. Профессии прошлого / А. Мартынов // Кобрин-информ. – 2010. – 16 сентября. – С. 6.

Навигация



Наши партнеры

Познай Кобрин