Versão em português 中文版本 日本語版
Polish version La version française Versione italiana
Русская версия English version Deutsch Version

Статьи о Кобрине: 1941 - 1945

Так началась война

Беспокойной выдалась весна 1941 г. В Кобрине. С одной стороны, все еще не улеглись страсти, вызванные потрясениями сентября 1939 г. Круто рушился уклад жизни последних двух десятилетий, что, естественно, вызывало озабоченность значительной прослойки обывателей.

Население города резко увеличилось и обновилось сперва за счет волны польских беженцев, сорванных войной с насиженных мест. Впрочем, значительная их часть уже в 1940 г. вернулась за Буг. В западном направлении с востока, все убыстряясь, шел встречный поток: сюда направлялись в помощь строительству новой жизни разного рода специалисты с семьями и семьи военнослужащих. Возвращались в родные места отдельные кобринцы, застрявшие на востоке после эвакуации 1915г.

В мае 41-го
С другой стороны, все более упорными становились слухи о неизбежности скорой войны. Из-за Буга просачивались сведения об усиленных военных приготовлениях гитлеровцев: к границе непрерывно подтягивались войска, боевая техника, усиленно велись фортификационные работы… Из 15-ти километровой пограничной зоны выселялось население. Все чаще наше воздушное пространство провокационно нарушалось немецкими военными самолетами, тогда как у нас действовал категорический приказ – не поддаваться на провокацию. И уж полнейшую сумятицу в умах вызывало систематически проводимое изъятие из библиотек всей литературы антифашистского содержания, уничтожались грампластинки такого рода. Еще кое-где на стенах висели обрывки плакатов, призывавших: “Левей, Гитлер, левей! Дорога будет прямей”.

С начала мая по ночам через Кобрин на запад проходили колонны красноармейцев, почему-то скрывавшихся на день в лесах. Это были преимущественно стройбаты и саперные части, направляемые на строительство Брестского укрепрайона. На эти работы были привлечены 10000 гражданского населения и 4000 подвод, в том числе значительное количество из Кобринского района.

Тревожное ожидание
Еще более возросла тревога в июне, когда многочисленные в ту пору владельцы ламповых радиоприемников исподтишка распространяли сообщения Би-би-си о близящемся нападении немцев, называлась даже точная дата – 22 июня. Одновременно в центральных газетах печатались лаконичные, но также многозначительные сообщения о появлении гитлеровских дивизий в Финляндии и Румынии.

Не приходится удивляться, что у магазинов выстраивались длиннющие очереди: население усиленно запасалось продуктами питания. Не прекращалось возбуждение, вызванное среди коренного населения начавшимися в 1940 г. т.наз. “вывозами”. Обычно на восток вывозились семьи, главы которых уже ранее были арестованы либо находились в бегах. Касалось это первоначально бывших польских служащих, прежде всего полицейских, осадников, не успевших своевременно скрыться за Буг. За ними последовали семьи украинских националистов, кулаков и проч., кого было велено считать “врагом народа”.

Обычно аресты, предваряемые обысками, производились по ночам. Увозимым предоставлялась возможность забирать самые необходимые вещи: одежду, постель и под конвоем их отправляли на станцию. Там уже их поджидали товарные вагоны, которые после заполнения отправлялись на восток, преимущественно в Казахстан.

Последний из таких эшелонов был отправлен буквально за два дня до войны. Вблизи Минска эшелон попал под воздушную бомбежку. Показательно, что для этих пассажиров давали “зеленую улицу”.

Без паники!
На фоне сказанного легко себе представить, какое замешательство вызвало знаменитое сообщение ТАСС от 15 июня 1941 г., в котором, в частности, говорилось: “По данным Союза Советских Социалистических Республик, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой основы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям”…

По-видимому, целью этого сообщения было успокоение возрастающей тревоги среди населения. На практике оно прежде всего сказалось на притуплении общей боеготовности. Военные стали гораздо хладнокровнее реагировать на ширящееся всеобщее беспокойство. Командиры перестали ночевать в казармах, а бойцы стали раздеваться на ночь.

О наступившем неоправданном благодушии определенных кругов достаточно красноречиво говорит тот факт, что в самый канун войны, вечером 21 июня, в военном городке выступали артисты Белорусского театра оперетты, дававшие на открытой сцене оперетту “Цыганский барон”. А группа руководящих работников разных ведомств в конце рабочего дня коллективно отправились в отдаленные леса на охоту.

Начало войны
О боевых действиях на Кобринщине написано немало. Обстоятельнее всего событиям, предшествующим началу войны, и описанию первых тяжелых боев посвящена книга недавно умершего генерал-полковника Л.М. Сандалова. Автор ее в 1941 г. был начальником штаба 4-й армии, которая размещалась в Кобрине. До зимы 1940 г. командующим этой армии был генерал В.И. Чуйков, которого заменил генерал А.А. Коробков.

Против 4-й армии западного особого военного округа развертывались основные силы 4-й (странное совпадение!) немецкой армии фельдмаршала Клюге, имевшей в своем составе 12 пехотных и одну кавалерийскую дивизию, т.е. превышающую нашу 4-ю армию более чем в 3 раза. Армии Клюге была передана 2-я танковая группа Гудериана, превосходившая оперативно подчиненный 4-й армии 14 механизированный корпус в 3 раза.

Что касается авиации, у гитлеровцев было еще более подавляющее преимущество: против нашей смешанной авиадивизии с устаревшими в большинстве самолетами немецкая армия располагала большей частью самолетов 2-го воздушного флота.

Таково было соотношение сил к началу войны. Оно еще более усугублялось тем, что, по словам Сандалова, у нас не хватало снарядов, мин, взрывчатки, колючей проволоки, полностью отсутствовала зенитная артиллерия. По-видимому, в значительной степени этому следует приписать то, что все кобринские мосты достались врагу невредимыми.

22 июня
И вот настало роковое 22 июня. Уже в 2 часа ночи сработали вражеские диверсанты: была выведена из строя городская электростанция и в разных направлениях были уничтожены десятки метров телефонной связи.

Разбудил кобринцев на рассвете натужный гул тяжело нагруженных немецких бомбардировщиков. Вскоре загрохотали взрывы бомбежки, которая пунктиром пронеслась над южной окраиной города, от канала Боны до ул. Свердлова. Были прямые попадания с человеческими жертвами. В частности, в этот налет была разрушена часть бывшей казармы по ул. Суворова.

Коренное население, уже перенесшее подобный налет 1 сентября 1939 г., сразу сообразило – война, но многие новоселы сперва достаточно хладнокровно восприняли происходящее. Так, часов в 8 утра у распахнутого окна благодушно чаевничал завгоркоммунхоза Слижов. На взволнованные утверждения соседей: “Война!”, он невозмутимо возражал: “Никакая это не война. Просто учеба”. Даже в ответ на указания о вылетевших стеклах в окнах он продолжал настаивать на том, что и при учебе окна страдают. И лишь на сообщение о том, что буквально в 200 метрах от него от вышедшей доить корову женщины остались обугленные ноги, корова была убита и сараи разметан, Слижов должен был согласиться, что при учебе такого не случается. Спустя полчаса вся его семья исчезла.

В течение дня по центру города прокатился еще один бомбовый удар, в результате которого была разрушена передняя часть нынешнего ресторана “Беларусь” и поблизости убита молодая женщина. Имелись и другие разрушения с жертвами. Зато в течение дня почти не прекращали доноситься взрывы со стороны военного городка и прилегающего военного аэродрома. Уже первым налетом на нем было сожжено большинство самолетов. Прямое попадание разрушило здание штаба 4-й армии. К счастью, оно было заблаговременно эвакуировано и потери в людях были незначительные. Под развалинами оказался сотрудник шифровального отдела Степан Александрович Комендант, который впоследствии занимал должность председателя Кобринского райисполкома.

И все же в городе царило относительное спокойствие, по крайней мере, паники не наблюдалось. Магазины были открыты, притом без очередей. Даже сотрудники городской библиотеки находились за своими прилавками.

Вскоре со стороны Бреста появились переполненные женщинами с детьми первые грузовики. Значительная часть заворачивала на Пинское шоссе. Военнообязанные кобринцы собирали вещмешки в ожидании мобилизационных объявлений, но таковые не появлялись. Над городом на большой высоте непрерывно парили вражеские самолеты. Наших почти не было видно. С запада доносился непрерывный глухой гул взрывов.

23 июня
Населению города было не до сна, когда жаркий июньский день сменился тревожной ночью. Зато утром горожан охватила необычная эйфория: молниеносно разнеслась радостная весть, что немцы отброшены, бои идут за Бугом, наши войска неудержимо идут вперед. Этот оптимизм был вызван сведениями о том, что по Пинскому шоссе, лязгая гусеницами тягачей, в Кобрин входит колонна тяжелой артиллерии. Однако уже спустя короткое время наступило отрезвление, и необоснованный энтузиазм полностью испарился. Просто-напросто оказалось, что наступающая артиллерия вынуждена была повернуть обратно, чтобы пробиться на Московское шоссе, поскольку на Пинском направлении мосты оказались разбомбленными.

Тем временем со стороны Бреста непрерывно нарастал поток пеших беженцев, автомашин, крестьянских подвод с эвакуированным военным имуществом. Над скорбными толпами растерянных людей непрерывно кружили вражеские самолеты, сбрасывая бомбы и поливая пулеметными очередями.

После полудня 23 июня на западных подступах к Кобрину, а затем вдоль канала Боны завязались танковые бои. До города доносились короткие удары танковых пушек. В этом бою было уничтожено много наших легких танков. Позже зачастили винтовочные и пулеметные выстрелы, временами прорывались крики “ура!” Доходило до рукопашных схваток. Здесь держал оборону сводный пехотный полк подполковника Маневича.

Весьма характерно для понимания тогдашней обстановки, что в разговорах с горожанами подавляющее большинство отходящих, измученных и запыленных бойцов дружно утверждали, что это вовсе не война, а просто-напросто конфликт местного значения, который скоро будет улажен, как это было на Хасане и Халкин-Голе…

Тем временем под прикрытием подавляющего превосходства в авиации вражеские танки прорвались на Московское шоссе севернее Кобрина. Около 19 часов последние красноармейские отряды оставили город. Начинался мрачный период фашистской оккупации, затянувшийся на бесконечно долгих 1122 дня.

А. Мартынов