Versão em português 中文版本 日本語版
Polish version La version française Versione italiana
Русская версия English version Deutsch Version

Статьи о Кобрине: В составе ВКЛ и РП

Вольный город Кобрин

Еще в августе 1516 года, находясь в Вильне, король Сигизмунд I Старый пообещал Вацлаву Костевичу кобринскую вотчину со всеми княжескими имениями в пожизненное владение. И действительно, тот стал хозяином бывшего княжества, "державцем". Но к этому званию королевский привилей, данный в Кракове 7 июня 1519 года, прибавлял еще одно — I староста. Кобрин с прилегавшими землями становился отныне староством, административно подчинявшимся королю. От его имени и правил теперь державец Костевич. Эту дату можно условно считать началом нового периода истории города.

Пан Костевич приобрел ключи от кобринского замка, который теперь превращался в центральную усадьбу "гродового" староства. Король, заполучив верного союзника — магната, имел от этого акта передачи политическую, но отнюдь не материальную выгоду. И на несовершенство этой сделки не преминула указать ему его расчетливая супруга Бона Сфорца д'Арагона.

Королева и великая княгиня литовская Бона (1518—1556), дочь миланского герцога, имела огромное влияние на короля. Прекрасно образованная, выросшая в той части Европы, где более рационалистически относились к труду земледельца и ремесленника, она стремилась сделать из Сигизмунда абсолютного монарха. И не только в политическом, но и в финансовом отношении. А для этого необходимо было, по ее мнению, потеснить магнатов с тех земель, которые принадлежали или могли принадлежать правящей династии. Увеличение личной собственности двора стало одной из главных забот королевы Боны. Конечно, королю приходилось поначалу ограничиваться внесением поправок в выданные ранее привилеи. Например, право на владение Кобрином Костевичу было сохранено, но указывалось, что с его смертью владелицей Кобринского староства становится Бона. И в 1532 году, едва бывший

королевский маршал умер, как королева ловко распорядилась всем движимым и недвижимым имуществом на кобринских землях. Она выкупила имения, которые принадлежали другим феодалам, и свела воедино эти разрозненные владения, создав таким образом монолитную административную и экономическую единицу. Так Кобринское староство стало полной собственностью короля (точнее самой Боны) и в качестве повита вошло сначала в состав Подляшского, а затем в 1566 году — Берестейского воеводства.

Королева нередко навешала свои имения. Несколько раз она приезжала и в Кобрин. Здесь активизировались градостроительные работы, была приведена в порядок замковая служба. Заботясь об увеличении доходов. Бона поощряла развитие земледелия, торговли, ремесел. О конкретных занятиях кобринских жителей в те годы имеются лишь отрывочные сведения. Известно, например, что в городе обосновался ювелир Петр Неаполитанец, которому выделили участок земли (плац) для возведения собственного дома с мастерской. Видимо, тогда же начались и первые мелиоративные работы поблизости Кобрина. До сих пор канал, протекающий через юго-западную% окраину города, носит название "Бона" (в прошлом канал королевы Боны).

И еще одно ценное начинание связано с именем этой энергичной королевы. При ней в практику вошло проведение государственных инвентарных (статистических) обследований — так называемых ревизий. Данные, которые собирали ревизоры и комиссары, должны были сыграть важную роль в упорядочении хозяйства в королевских владениях. В Кобрине и старостве первая ревизия была проведена в 1549 году, последующие — в 1563 и 1597 годах. Документы этих обследований рисуют довольно детальную картину социально-экономической жизни города во второй половине XVI столетия.

В 1563 году на очередную ревизию прибыл в Кобрин королевский ревизор Дмитрий Сапега. Именно под его руководством составлялось описание всей "экономии", как стали впоследствии именовать это обширное владение его величества. Здесь впервые предстали названия улиц, строения и имена их владельцев, занятия некоторых жителей. Конечно, сам ревизор далеко не всегда лично вникал в дело, более полагаясь на помощников-писарей и показания местных жителей. Поэтому не обошлось без ошибок и некоторой путаницы.

Деловым центром города являлся рынок, что вообще характерно для средневековья, — просторная площадь, возле которой занимали торговые ряды и корчмы. Площадь со всех сторон окружали различные здания, преимущественно двух-этажные. Верхний этаж обычно отводился под жилье, нижний — служил лавкой или ремесленной мастерской. Почти прямо-угольную в плане рыночную площадь первоначально сформировали четыре основные улицы: Ратненская, Пинская, Берестейская и Остромецкая. В их названиях легко угадывается связь с направлениями путей, идущих из дальних или ближних населенных пунктов — трех городов и села Остромеч. Последняя улица, правда, пробиралась сюда из-за реки, теряя свою прямо-линейность и даже название (на плане Кобрина конца XVIII века она именуется Слушной). Каждая из этих улиц выходила на собственный угол площади. В наши дни на месте рынка — площадь Свободы, улица Ратненская получила название Интернациональной, Пинская стала Первомайской, Берестейская — Советской, а Остромецкая — Коммунистической.

На идущей в южном направлении Ратненской улице жили в основном ремесленники и купцы. В ревизии 1563 года значатся такие имена, как Богдан Кравец (кравец — значит, портной) , Матвей Кравец, Трофим Рымарь (шорник), Ян Стрелец, Яцына Капустич (огородник), Панас Коденец, Радец Матейкович, Степан Москвитин (предположительно купцы или торговцы) . Все они имели по три прута сади бы или селидбы (жилых и подсобных помещений) и четыре прута огорода.

Улица Пинская шла вдоль реки Мухавец на восток, начиная старинный торговый путь по Полесью. На ней также селились ремесленники, среди которых выделялся Иванец Юркович Коваль, затем — Гриць Рыбарь и до десятка огородников. Здесь же были участки, принадлежавшие игумену Спасского монастыря и костельной плебании (приходскому священнику). А в самом конце улицы размещался кагал (дома евреев, синагога).

От улицы Пинской ответвлялась улица Болотская (часть нынешней улицы Кирова и улица Красноармейская). Основным занятием местных жителей являлось огородничество, здесь же изготавливали различную тару, в частности бочки, почему позднее улица получила другое название: Бочкарская. Каждый плац состоял из трех прутов садибы и трех прутов огорода. Улица переходила в гостинец на деревню Болота.

С юго-западного угла рынка начиналась улица Берестейская. На ней размещались более зажиточные дворы, состоявшие из пяти прутов садибы и восьми—пятнадцати прутов огородов. Словно в созвучие названию улицы здесь проживал некто Михно Берестянин.

На левом берегу Мухавца располагалась основная часть города, за рекой — другая, меньшая — "место Замухавецкое", как указано в ревизии. Кроме улицы Остромецкой в западном направлении почти параллельно правобережью тянулась улица Черевачицкая (у Сапеги она почему-то оказалась на левом берегу). От нее почти рядом с берегом шел гостинец на село Черевачицы. Замухавецкая часть города являла собой настоящее царство огородов — участки площадью от 13 прутов и более. Однако здесь занимались и гончарным ремеслом, почему (видимо, уже в XVII веке) улица Черевачицкая станет именоваться Гончарной. А дальше к северу впоследствии возникнет несколько кирпичных заводов.

Конечно, королевского ревизора интересовали прежде всего главные улицы, на которых проживали горожане, имевшие недвижимость и более или менее надежно платившие подати. Вероятно, был в городе еще десяток-другой мелких улочек и переулков, где ютилась беднота. На плане Кобрина XVIII века они видны, указаны и некоторые их названия, весьма-типичные: Малая, Малая от Рынка, Малая Свинская (хотя нигде не видно Большой), Речная, Слушная и другие. Некоторые улочки получили названия от церквей, там располагавшихся: Никольская, Пречистенская.

В целом город занимал довольно большую площадь, на которой разместилось 377 дворов с домами. Кроме приусадебных огородов жители обрабатывали пахотные наделы, находившиеся за городской чертой. Площадь этой полевой земли достигала тогда 130 волок, из которых 10 принадлежали православным церквям: Спасской (монастырской), Рождества Богородицы (Пречистенской), Никольской и Петропавловской (замковым).

Местная администрация располагалась в замке, который насчитывал уже не одну сотню лет. Вначале он служил надежным убежищем для феодалов — впрочем, нет никаких свидетельств того, что хотя бы однажды предпринималась попытка его штурма. Не имея повода для капитального ремонта, замок постепенно ветшал сам по себе. С появлением артиллерии укрепление потеряло былую надежность и превратилось в резиденцию очередных правителей, в центр управления административными и хозяйственными делами города и староства.

Кобринский замок состоял из двух частей — Верхнего (Высокого) и Нижнего замка. Его территория начиналась сразу же за левой протокой Кобринки. Этой протоки уже нет, а тогда, в середине XVI века, к ней примыкали задние дворы и огороды домов, выходивших фасадами на рынок. Кобринка впадает теперь в Мухавец бывшим правым рукавом, который в то время был естественным рубежом восточной части Нижнего замка. Нет и песчаной возвышенности с насыпным холмом, на которой стоял Верхний замок. Нижний замок занимал большую часть территории нынешней площади Комсомольцев, включая и двор собора Александра Невского. Условной границей между обеими частями замка можно считать насыпь современного моста. К западу от этой черты возвышалась Замковая гора, ограничиваясь улицей Слушной (позднее — Кляшторная, или Базилианов, теперь — улица 17 Сентября). В наши дни здесь низкое и ровное место, где разместились здание Дома пионеров и небольшой сквер. С северной стороны замок опоясывал глубокий ров, следы которого еще заметны и поныне, а далее к Мухавцу спускались луга, заканчивавшиеся заболоченной поймой.

Вход в Нижний замок начинался с подъемного мостика через Кобринку, возле которого отдельно стояла сторожевая башня. Подъемное устройство находилось у подножия главной башни, возле ворот, что вели внутрь замкового двора. Внушительных размеров двухъярусная главная башня использовалась под жилье стражи и для некоторых служб. Всего в Нижнем замке было пять башен, соединенных частоколом и земляными валами. Внутри к ним примыкали жилые постройки. Во дворе доминировал большой дом — настоящий терем со светлицами на втором этаже, каморами и каморками внизу. Окна в светлицах имели оловянные рамы и железные решетки, мебель состояла из дубовых столов, скамеек и сундуков. Отопление осуществлялось печами, выложенными декоративными кафлями (изразцами). Позади этого строения раскинулся сад. В башне, стоявшей над правым рукавом Кобринки, размещалась водяная мельница.

Из задней башни Нижнего замка шел ход в Верхний замок. Туда можно было попасть по подъемному мосту, который вел в ворота главной башни. Мост перекинулся на значительной высоте над рвом, разделявшим две эти части замка. Главная и еще четыре башни Верхнего замка соединялись каменными стенами, укрепленными снаружи земляным бруствером. По верху стен шли галереи с боевыми площадками, крытые дранкой. Все замковые башни были деревянные, с островерхими гонтовыми крышами. Внутри Верхнего замка размещалось несколько зданий, о которых ревизия 1597 года говорила, что они "пустые". Скорее всего, это старые княжьи хоромы, пришедшие в нежилое состояние.

Оборонительный арсенал кобринского замка состоял из двух пушек большого калибра ("дел ляных", т. е. отлитых из бронзы), пяти "змеек", или "серпентин", шестнадцати "гаковниц" (все — пушки меньших калибров), семнадцати "рушниц" (ручных пищалей) и, соответствующих к ним припасов. Досматривали замковое вооружение два пушкаря и кузнец, чья мастерская находилась здесь же. Ремонтными делами занимались три плотника, а общим уходом (очисткой рвов, исправлением мельничных плотин) — приписанные к замку "водле давнее повинности" горожане и жители ближних сел.

С западной стороны Верхнего замка через улицу Слушную начиналась территория Спасского монастыря. Во времена князя Ивана Семеновича и его жены Федоры монастырская церковь и другие здания здесь были сложены из дерева. Но вскоре, в начале XVI столетия, их заменили каменные строения — главный корпус с церковью св. Спаса, занимавшей центральную часть, а также стена с декорированными воротами. Со стороны реки появились рыбные пруды и большой сад. Разнообразные доходы позволяли монастырским служителям вести безбедную жизнь, а сам монастырь пользовался солидной репутацией среди высших церковных чинов.

На основании инвентарного описания, сделанного еще в 1549 году боярином Семеном Есковичем по приказанию королевы Боны, можно судить, что в монастырской церкви св. Спаса хранились большие культурные ценности. Кроме различных предметов культа старинной работы, в частности икон, писанных по золотому фону, с подвесками из серебряных витых гривен и драгоценных камней, на церковных хорах размещалась библиотека из редчайших книг. Боярин обратил внимание на Евангелие древнего письма, окованное в серебро, и на другие рукописные книги, величиной в десть (самый большой из существовавших тогда форматов). Были здесь и первые книги, печатанные кириллицей, — "стародруки" "Октоих" и 'Триоди", изданные в 1491 году Фиолем Швайпольтом в Кракове.

В те времена церковь занимала ведущее положение в формировании духовного мировоззрения не только жителей Кобрина ( в котором, кстати, насчитывались четыре церкви и два костела), но и всего населения Белоруссии. С православной религией связывалось в значительной степени освободительное движение белорусского и украинского народов против польских и литовских феодалов, являвшихся католиками. Но отцы православной церкви, руководствуясь более земными интересами, нежели небесными устремлениями, изменили своей пастве, подписав в 1596 году Брестскую унию. Последний православный игумен кобринского Спасского монастыря архимандрит Иван Гоголь стал униатским епископом в Пинске. А монастырь перешел в подчинение ордену базилианов, монахи которого, сохраняя православные обряды, административно подчинялись католической церкви. Вследствие этого и улица Слушная стала именоваться Кляшторной (кляштор — монастырь) или Базилианской.

Подавляющее большинство населения противилось унии, ведь униатами становились прежде всего феодалы, с чьими именами конкретно связывался крепостной гнет. Лишь часть священников низшего ранга и кое-кто из мелкого боярства- шляхты сохранили приверженность "старое русское религии". Нередко случались побоища во время церковной службы. Когда все церкви в Кобрине перешли в руки униатов, сторонники православия основали в ближайшем селе Лепесы новый монастырь, альтернативный прежнему Спасскому. Фундатор его боярин Пришифостский из Грушовой обратился за поддержкой в Виленское братство Святодуховского монастыря, одного из оплотов православия на белорусских землях. Вполне вероятно, что при лепесовском монастыре существовала и своя братская школа. Такие школы являлись тогда почти единственными организациями, отстаивавшими национальную культуру народа. Просуществовав до 1691 года, этот монастырь в пасхальный день был взят приступом и разграблен униатами.

Во второй половине XVI века Кобрин полностью становится королевской собственностью, а кобринская экономия — обширным столовым имением короля — самым крупным его владением, имеющим почти 800 гектаров пашенной земли и около 100 гектаров сенокосных лугов.

В 1586 году Кобрин достался вдовствующей королеве Анне Ягеллонке, дочери Боны и Сигизмунда Старого. Она вполне унаследовала от матери активность в политических и хозяйственных делах и также занималась нововведениями. Чтобы стимулировать развитие ремесел и торговли, увеличить доходность городского хозяйства, королева решила предоставить Кобрину магдебургское право (самоуправление). В 1589 году Анна Ягеллонка лично прибыла в город и торжественно вручила жителям привилей, подписанный недавно избранным королем Сигизмундом III Вазой (1587—1632).

Итак, Кобрин стал самоуправляемым, вольным городом. Согласно привилею, кобринские жители (домовладельцы) отныне могли иметь собственный административный орган власти — магистрат. В него они избирали ратманов (радцев), из числа которых выбирались бургомистры. Однако над всеми стоял войт, избиравшийся только из шляхетской среды и обла¬авший полномочием утверждать избранных членов магистрата. Он же председательствовал в местном городском суде, где ему ассистировали лавники (заседатели).

Горожанам разрешалось свободно заниматься ремеслом или торговлей, шинковать, т. е. содержать шинок или корчму (последнее не замедлило сказаться: число питейных заведений резко возросло — до сорока единиц; вскоре это станет настоящим бедствием, даже явится одной из причин будущего упадка города). Жители Кобрина получили право пользоваться обще-, государственными мерами и весом, устраивать еженедельно торг по понедельникам на рынке, а дважды в год — осенью и зимой — проводить ярмарки. Даны были и некоторые льготы на использование части общегородских доходов для общественных нужд, на рубку леса и ловлю рыбы.

Кобрину даровался герб и печать. На территории Нижнего замка была построена ратуша.

Введение магдебургского права заметно оживило хозяйственную жизнь города. Ремесленники и купцы объединились в цехи. Усилился товарообмен между Кобрином и окрестными селами, чаще стали появляться торговые суда на Мухавце. Уже тогда возникла идея соединить его каналом с Пиной или Припятью, чтобы создать удобный водный путь, но ее реализация начнется лишь спустя полтора столетия.

Повседневная жизнь средневекового Кобрина пока не изобиловала выдающимися событиями, если не считать редких визитов королей или королев. Большую часть своего времени горожане занимались хозяйственными делами, в свободные часы немало представителей мужского пола направлялось в шинки и корчмы, а в религиозные праздники и воскресенья большинство населения посещало церковную службу. Среди этой массы людей были, конечно, и такие, которые пытались думать по-иному, стремились что-то переменить, но о них доходят лишь глухие и зачастую искаженные отголоски сведений. В различных актовых документах, содержащихся в метрике Великого княжества Литовского, в книгах судных дел больше всего фактов о земельных тяжбах, личных оскорблениях, о святотатстве и колдовстве. К виновным применялась целая гамма разнообразных наказаний, определявшихся в большей степени не официальным законодательством, а местными обычаями. Среди них наиболее популярной являлась публичная порка постромками (ремень или веревка — часть лошадиной сбруи) и розгами, выстаивание в "куне" (железном ошейнике, прикованном цепью к стене ратуши) и, как заключительное покаяние, — "вылеживание крыжем" (крестом) во время обедни в одной или во всех церквях города. Особо тяжкие преступления карались изгнанием из города (баниция) или казнью.

После Анны Ягеллонки, умершей в 1596 году, владелицей Кобрина оказалась жена Сигизмунда III, Констанция, дочь австрийского эрцгерцога. Она владела городом и экономией с 1605 по 1635 год. Эти времена характерны нарастанием католической реакции, олицетворением которой были иезуиты. Усиление феодального гнета, усугублявшегося национальными и религиозными притеснениями, привело к грандиозной освободительной войне украинского и белорусского народов. Она началась в 1648 году восстанием Богдана Хмельницкого на Украине. В октябре этого же года взбунтовались и многие крестьяне Кобринской экономии. Но польско-литовским феодалам с помощью наемников удалось подавить очаги народной войны на Полесье.

В 1654 году, после воссоединения Украины с Россией, русские войска, начав военные действия против Речи Посполитой, вступили на территорию Белоруссии. Это вновь вселило надежду у местного населения на освобождение. В ноябре 1655 года под Брестом оказался воевода С. Урусов, разбивший здесь гетмана Павла Сапегу. Второй раз военные действия происходили в этой юго-западной части белорусских земель в 1660 году, когда русский воевода Хованский занял Брест. Но события вскоре повернули в другое русло из-за вмешательства шведов, стремившихся поживиться за счет воюющих сторон. Кобрин подвергся шведской оккупации. А в 1662 году сюда ворвалось взбунтовавшееся литовское войско, которым командовал маршалок Жеромский. Не дождавшись от короля полагавшейся за службу платы, "рокошане" (шляхта, вышедшая из-под повиновения) кинулись грабить его имения. Этот "рокош" разорил город более, чем предшествующий визит шведов.

Новые беды ожидали кобринских жителей в начале XVIII столетия. В связи с Северной войной, в которой Речь Посполитая и Россия совместно выступили против Швеции, военные события вновь охватили Белоруссию. В 1706 году Карл XII с основными силами вторгся на ее территорию. Захватчики и их местные пособники врывались в мирные города, грабили, накладывали контрибуции. Такой же участи подвергся и Кобрин. Мародерам не удалось особенно поживиться у обнищавших горожан. Тогда они согнали на рынок все немногочисленное население. Здесь уже стояли виселицы, шли приготовления к казни. Среди заложников были и три бургомистра. Люди отдали все оставшиеся сбережения, спасая жизни земляков.

После 1709 года, когда Карл XII потерпел поражение от Петра I под Полтавой, шведы были изгнаны из Белоруссии. Но это не означало, что наступил мир и спокойствие. Королевская власть в Речи Посполитой ослабела, начался разгул "шляхетской вольности". Предшествующие войны привели к разорению и падению хозяйственного производства. Общая ситуация, сложившаяся в эти десятилетия в стране, прямо отражалась и на делах в Кобрине. Город лишь номинально сохранял магдебургское право, почти не находилось кандидатов для выборов в магистрат. Из-за "свавольства" шляхты и резкого сокращения потребителей ремесло и торговля пришли в жалкое состояние. Едва функционировали два цеха — кравецкий и скорняжный.

Обострились противоречия и между местными феодалами. Шляхта давно уже зарилась на магнатские и королевские владения. Не оставалась в стороне и церковь. В июле 1710 года брестский староста Ян Фридерик Сапега писал игумену униатского Спасского монастыря Пахомию Ольшевскому и его монахам, упрекая в стяжательстве: "...имущество несправедливо присваиваешь, дома забираешь, подданных принуждаешь, пчелы выкурил".

Все эти бедствия, подрывавшие производительный труд горожан и лишавшие их доходов, усугублялись распространившимся пьянством. Деморализация местного общества стала настолько очевидной, что в том же 1710 году властям пришлось принять специальное постановление, ограничивавшее деятельность шинков и преследовавшее пьяниц. Но самые ужасные последствия имели эпидемии. Свирепствовавшее в 1711 году моровое поветрие унесло более половины жителей Кобрина. Изредка проводившиеся ревизии давали неутешительные показания, в 60-е годы в городе оказалось всего 690 душ мужского пола.

Исходя из того, что Кобрин как магдебургский город совершенно перестал приносить доходы, в 1766 году по указанию короля Станислава Августа Понятовского (1764—1795) он был лишен права самоуправления. Кобринская магдебургия просуществовала 177 лет. Но Кобринская экономия как столовое имение короля сохранялась, хотя и нуждалась в значительной реорганизации. Ею занялся Антоний Тизенгауз (1733—1785), подскарбий надворный литовский (казначей), ведавший королевскими имениями на территории Великого княжества. В результате весьма деловой оценки ситуации Кобрин был низведен до положения сельского поселения. Администрация экономии из замка, находившегося в совершенно непригодном состоянии, перешла в усадьбу, построенную вблизи южной окраины города. Ее строительство велось под не-посредственным наблюдением Тизенгауза. Здесь же был заложен большой парк в регулярном стиле, а от него к Кобрину провели прямую дорогу-аллею, обсаженную липами. Она продлилась, превратившись в улицу, до самого рынка. Тогда на ней стояло всего несколько домов, принадлежавших шляхтичам. За усадьбой закрепилось (причем надолго — до XX века) название "Губерния". От нее и улица стала называться Губернианская (сейчас она так же, как и парк, носит имя Суворова).

Появление топонима "Губерния" прямо связано с административными преобразованиями, которые проводились в середине XVIII столетия. До Тизенгауза державцем кобринской экономии был Ежи Флеминг. В 1757 году ради сокращения управленческого аппарата он слил воедино Кобринскую и Брестскую экономии, упразднил войтовства и волости (села), а вместо них ввел новую территориальную единицу — ключ. В ключе, возглавляемом экономом, объединялось в среднем до десяти сел и фольварков (отдельных имений). Так возник Кобринский Ключ, в котором кроме самого Кобрина с прилегавшими землями и огородами находились села Патрики, Суховчицы, Легаты, Дубова, Плоское, Лахчицы, Хидры, Руховичи, Полятичи и фольварки Залесье с Гориздричами. На территории бывшей экономии образовалось более двадцати ключей. Антонию Тизенгаузу подобное деление показалось все же дробным и несвязным, поэтому он включил в эту структуру еще одно промежуточное звено — губернию. Вот тогда-то, в 1768 году, и появилась Кобринская губерния, административно подчинившая соседние ключи: Черевачицкий, Вежицкий, Литвинковский, Закросницкий, Тевельский, Иловский, Городецкий, собственно Кобринский и ряд фольварков. Губерния, как некогда замок, отождествлялась местным населением с местопребыванием главного административного лица — управляющего губернией. Отсюда и название усадьбы, разместившейся более двухсот лет назад среди существующего и поныне парка.

Тизенгауз всеми способами изыскивал возможности повысить доходы - королевских имений. Он придумывал новые повинности для подвластных двору крестьян, строил мануфактуры. Но его предприимчивость довольно скоро натолкнулась на неодолимые преграды, включая и феодальный консерватизм. В селах не хватало рабочих рук, чувствовались последствия войн, эпидемий и шляхетских неурядиц. Вдобавок многих жителей Кобринщины принудительно мобилизовали на рытье канала, который должен был соединить Мухавец с Пиной.

В середине XVIII века на ряде карт Речи Посполитой появилась прямая линия канала, проект которого предложил королевский картограф Ф. Чаки. Предполагалось, что это будет удобный путь для сбыта зерна, леса и других товаров из Полесья в балтийские порты. При этом Ф. Чаки спроектировал его трассу от Мухавца до самой Припяти с пересечением Пины. Но когда в 1775 году приступили к работам, тут же обнаружилась существенная разница между картографическим изображением и реальностью. Сильно заболоченная местность вынудила строителей отказаться от совершенно прямой линии и фактически повторить маршрут древнего волока, что начинался с небольшого притока Мухавца Волоки. От прибрежных сел Муховлоки и Воротыничи — это примерно в двадцати километрах к северо-востоку от Кобрина — брал начало канал.

После почти девяти лет тяжелого, подневольного труда тысяч крепостных крестьян удалось наконец добраться до Пины. Название, которое хотели дать каналу — имени Республики или Речи Посполитой — не прижилось, окрестное население стало звать его Мухавецким.

Открытие этого нового водного пути готовилось торжественное, в присутствии самого короля. По примеру императрицы Екатерины II, совершившей весной 1780 года путешествие в "земли, вновь приобретенные" — вояж из разряда тех, что пользовались популярностью среди просвещенных монархов, — Станислав Август посетил в конце августа 1784 года Беловежскую пущу. Через Шерешово, Щерчево и Кобрин он добрался до Городца, который волею судьбы оказался на берегу свежевырытого канала. В Городце короля поджидало заблаговременно доставленное судно, украшенное балдахином и флагами. Зрелище привлекло множество народа, впереди красовалась местная шляхта. Прозвучал пушечный залп, и Станислав Август ступил на палубу. Проплыв около четверти мили (до 2 километров), он высадился у села Камень Шляхетский, откуда направился в обратный путь. Канал, таким образом, оказался "высочайше апробирован". Возможно, поэтому его затем стали именовать Королевским. А первую удачную навигацию по новому водному пути до самого Гданьска совершил вскоре пинский шляхтич-негоциант Матвей Бутримович. Видимо, в экономическое значение Королевского канала поверили, поскольку в 1786 году в честь него выбили медаль.

3 сентября 1784 года после открытия канала Станислав Август Понятовский вновь оказался проездом в Кобрине, где его встречала депутация жителей. В истории города это был последний визит коронованной особы. Подошло к концу и королевское время Кобрина.


Названия статей

Поиск по сайту



Наши партнеры

Познай Кобрин